1919 - Страница 62

Стрелок закрыл глаза и помассировал веки кончиками пальцев. Очень многие считают, что для лучшего видения нужно напрячься и «всмотреться». Он знал, что это не так. Настоящую остроту зрения дает только полное расслабление, когда ни одно ненужное сокращение мышц не мешает глазному аппарату. Франциск несколько раз глубоко вздохнул, представляя, как прохладный поток воздуха вымывает из глаз усталость и напряжение. Открыл глаза, и его взор устремился к «Рено».

Даже не пытаясь прицелиться — еще не время — Рош наблюдал. С первых же дней на фронте он вывел для себя простое правило. Главная добродетель снайпера — терпение. Не орлиный глаз (хотя с ним, конечно, проще), не пристрелянная винтовка из лучших мастерских (хотя и она не помешает). Успешный выстрел зависит в первую очередь от терпения и умения поставить себя на место противника.

Хотя, кажется, что пуля поражает цель мгновенно, на самом деле ее полет на дальнюю дистанцию занимает вполне определенное время, зачастую до нескольких секунд. Поэтому мало тщательно прицелиться, сделать поправку на ветер, износ ствола и многое иное. Нужно почувствовать и прочувствовать противника, попасть в ритм его движений, стать целью хотя бы на краткий миг. И послать единственный выстрел в ту точку пространства, где мишени еще нет, но где она непременно окажется через мгновение-другое.

Охота на человека и технику разнится по приемам, но одинаково сложна, пусть и по разным причинам. Человек мал, его движения быстры и труднопредсказуемы, но тринадцатимиллиметровому «клепальщику» все равно, куда попасть. Даже слегка коснувшись руки или ноги, его пуля оторвет конечность, убьет кровопотерей и болевым шоком. Машина велика и сравнительно медленна, поразить ее легко, но мало просто попасть. Попасть нужно точно, убив водителя или разрушив важный агрегат.

Танк с антенной управлялся опытным водителем, машина постоянно меняла направление движения и скорость, сбивая прицел возможному наводчику. Но в каждом действии есть свой ритм, следует только поймать его, вычленить из множества действий. Был свой ритм и в зигзагах «Рено», только нужно суметь прочитать его…

Франциск прижал ладонь к груди, туда, где под кителем мирно согревалась теплом тела обойма с бронебойными пулями. Чтобы снаряд летел дальше и точнее, он должен быть теплым, а лучше — горячим. Удивительно, но пуля покидает ствол настолько быстро, что не успевает разогреться должным образом. Поэтому нагревать патрон лучше заранее. И, конечно, подбирать их из одной партии.

Стрелок вызвал в памяти схематичное устройство танка. Двигатель? Водитель? Или все-таки оператор-корректировщик?

Время было на исходе, вот-вот лейтенант запустит зеленую ракету, и сводная группа пойдет в безумную контратаку, но для снайпера-бронебойщика время остановилось.

Пусть будет водитель. Остановить машину, а затем расстрелять.

Патрон оказался теплым, ободряюще теплым. Против воли Франциск остановился, наслаждаясь мгновением. Бой, цель, верный «клепальщик», переделанный под его руку. И тепло смерти — послушной, смирной, терпеливой смерти — до поры дремлющей в тринадцатимиллиметровом патроне «Т-гевера».

Тяжелым затвором можно было драться как короткой дубинкой, настолько он был велик и тяжел. Но, повинуясь руке Роша, скользнул мягко, почти невесомо, досылая патрон в ствол. Приклад в чехле из шинели крепко уперся в плечо. Легким движением пальца Франциск выбрал свободный ход спуска.

«Да упокоит милосердный Господь твою душу. Я не убийца, я лишь орудие в исполнении Его воли. Кто бы ты ни был, не держи зла. Ты храбр и умен, но твое время вышло».

* * *

Пехотинцы преодолели простреливаемое пространство сравнительно быстро, не более чем за пятнадцать минут, но для них это время растянулось на многие часы. Девять человек собрались в глубокой воронке, тяжело дыша, жадно хватая воздух открытыми ртами.

— Л-лягу… и… сдохну… — прохрипел Мартин. — Прямо сей… час.

— Терпи! — Шейн выглядел не лучше, по пути он влез в глубокую лужу и теперь походил на страшного негра. — Повелитель огня…

Окончание фразы потонуло в грохоте стрельбы «Туфа». Пулеметчик занервничал, посылая очередь за очередью в клочья дымовой завесы.

«Может, у него ствол перегреется?» — мимолетно помечтал Дрегер, выглядывая из-за куста, буквально «обритого» осколками. Впрочем, надеяться на это не стоило, нервы нервами, но тот немец, что держался за рукоятки бронебойного пулемета, свое дело знал и долбил короткими — не более десятка патронов за раз — очередями.

Два капонира — с «Туфом» и обычным станковым пулеметом — и небольшая штурмовая группа Уильяма образовали почти правильный треугольник. Лейтенант сосредоточился на точке, где был установлен более легкий «Шпандау», надеясь, что Галлоуэй и расчет «Пюто» справятся со своей более опасной целью.

Дрегер бросил взгляд на свою группу, забившуюся в воронку тесно, бок о бок, как анчоусы в банке. «Кроты» сумели пробраться достаточно близко, почти на расстояние броска гранаты, но теперь достаточно одной короткой очереди, чтобы положить если не всех, то почти всех. Можно было рискнуть и попробовать подползти еще ближе, но с каждым ярдом риск попасть на прицел будет расти в геометрической прогрессии. Или подняться в атаку, стремительную, как удар штыка… навстречу пулям.

Дрегер переломил ракетницу и нащупал на поясе ракету.

* * *

Зарядный ящик на шестнадцать снарядов не желал открываться — заело замок. Тогда его просто взломали двумя ударами саперного топорика.