1919 - Страница 26

По уставу тренировки «штурмтруппенов» строго регламентировались, но лейтенант Хейман пренебрегал уставными требованиями в этом вопросе. Мрачная ирония судьбы заключалась в том, что к девятнадцатому году теория подготовки бойцов достигла невероятных высот, но столь же значительно упало и качество новобранцев. Выверенная, отточенная миллионами жертв методика плохо годилась для шестнадцатилетних подростков, чье здоровье и так было подкошено недоеданием.

Взвод Хеймана делился на две четко очерченные группы — десяток ветеранов (из которых он был абсолютно уверен в троих) и два десятка новобранцев, которых сначала следовало научить, за какой конец держать винтовку, и просто не падать под грузом снаряжения. Тренировать обе группы по единому лекалу пока что было бесполезно и неразумно, поэтому утренняя «выгонка» на плацу начиналась с того, что звероватый фельдфебель начинал спускать шкуру с новичков, превращая запуганное и неумелое стадо в подобие какой-никакой, но команды. Сперва они бегали по специальному неглубокому рву, по колено в грязи, теперь дружно отрабатывали азы штыкового боя, тренируясь в скорости удара. Обычно такие упражнения выполнялись в паре — один имитирует удар длинной палкой, второй хватает ее, вынуждая первого ускорять возвратное движение. Но во взводе придумали другой, более эффективный метод — штурмовики вкопали в землю несколько длинных тонких досок и теперь колоть предлагалось эти необычные мишени. Упругое дерево легко подавалось и так же резко возвращалось в исходное положение, щедро отдавая недостаточно быстрому бойцу энергию удара. Два-три десятка медленных уколов, отзывающихся болезненной встряской в руках, и новобранец поневоле старался бить как можно быстрее.

Более опытные солдаты тем временем занимались каждый своим. Война — великий учитель, и лейтенант вполне обоснованно предполагал, что человек, переживший пару настоящих штурмовок, правильно определяет свои слабые стороны и очень тщательно относится к вопросам подготовки.

Тренировочный полигон представлял собой небольшую, не более квадратного километра, площадку, воссоздающую в миниатюре «место работы» — словно чья-то исполинская рука вырезала, подобно куску торта, участок передовой, перенеся его в тыл. Зачем тащиться почти за два километра, если весь антураж можно было найти прямо под боком, Фридрих не понимал, но порядок есть порядок. Тем более что полигон был оборудован на славу, сюда даже притащили два подбитых английских танка — для тренировки стрелков-бронебойщиков и гранатометчиков. Теперь «ромбы» без гусениц печально громоздились в дальнем углу, отчасти походя на огромные сырные головы причудливой формы — так много отверстий пятнало их бока цвета хаки. Среди дыр еще можно было различить полустертые лист клевера, туз пик и «мертвую голову», почти закрытые более свежими хулительными надписями — многие солдаты вымещали на беспомощных гигантах свои прежние окопные страхи. Говорили, что раньше танков было три, но один разворотили минометчики, отрабатывающие новую тактику настильной, «пологой» стрельбы, и его утащили на лом.

Сегодня у танков-мишеней был лишь один ценитель и пользователь — ефрейтор Франциск Рош, бразилец, «бронебойщик» и немного снайпер. Выходец из немецкой семьи, много лет назад эмигрировавшей в Латинскую Америку, он на второй год войны кружными путями приехал в рейх добровольцем, чтобы сразиться за отчизну, которой никогда не видел. Хейман весьма сомневался в чистых и бескорыстных мотивах южноамериканца, Франциск больше походил на хладнокровного наблюдателя, перенимающего опыт для иностранной армии, чем на рядового бойца. С другой стороны, какой наблюдатель в здравом уме полезет в окопный ад, где человеческая жизнь стоит ровно столько, сколько стоит один патрон, которые миллиардами штампуют военные заводы? Так или иначе, Рош был прекрасным стрелком, хорошим товарищем и неплохим музыкантом. Иногда он пел мелодичные и очень грустные песни на незнакомом языке, аккомпанируя себе на самодельной гитаре из доски и консервной банки из-под американского лярда.

Сегодня утром Рошу пришла посылка — объемистый и тяжелый сверток, плотно упакованный в брезент. Несмотря на швейцарские почтовые штемпели, бразилец загадочно улыбался и, поглаживая стенку посылки, говорил о подарке с родины. Война на самом деле — очень однообразное занятие, поэтому все, что хоть чуть-чуть скрашивает тоскливый монотонный быт, вызывает горячий и неподдельный интерес. Весь взвод собрался посмотреть на диво и узнать, чем обрадуют неведомые дарители их боевого товарища. А Франциск, как хороший конферансье, грамотно «разогревал публику», неспешно, очень аккуратно разворачивал упаковку слой за слоем, внушительно шевеля острыми нафабренными усами.

— Ну, давай… Ну, чего медлишь… — ныл Альфред Харнье, но Рош лишь невозмутимо щелкал старыми портновскими ножницами, виток за витком срезая бечевку. Под плотным слоем брезента и грубой оберточной бумаги оказался длинный и узкий ящик из темного полированного дерева. Взвод затаил дыхание, даже Недовольный Альфи умолк. Франциск отомкнул замок и откинул крышку. Все присутствовавшие разом шумно выдохнули — утро однозначно удалось. Посылка и в самом деле оказалась необычной. Пожалуй, самой необычной на памяти бойцов отдельного штурмового взвода.

В ящике, в ложементе, обитом красной ворсистой материей, покоилась винтовка. На первый взгляд — знакомый T-Gewehr, Маузер М.1918 на пулеметных сошках, под тринадцатимиллиметровый патрон. Оружие, также известное как «слоновье ружье» или «клепальщик», — умеренно (и это мягко говоря) эффективное и мучительно сложное в использовании. Но опытный глаз сразу же отмечал существенные различия. Ствол был вполне стандартный, но вместо обычного ложа светло-коричневого цвета с пистолетной рукоятью он был положен на массивное сооружение с вырезами под пальцы на изящно выгнутой шейке приклада. Сам приклад составной — собственно тело и мощный пружинный амортизатор на скользящих направляющих, обшитый толстой мягкой кожей. Еще к винтовке прилагался кубический, со сложной формы прорезями, дульный тормоз и прицельная планка непривычного вида. На цевье сбоку был привинчен пластинчатый держатель для запасных патронов. В отдельной коробке посверкивали острыми жалами пятьдесят или чуть более патронов с непривычными желтыми поясками на латунных гильзах.