1919 - Страница 21

— «Лев» докладывает, что позавчера было замечено прибытие 11-ой баварской дивизии, — давал пояснения капитан-разведчик, водя по карте бамбуковой указкой. — И обратите внимание на пометки чернилами, это от передовых наблюдателей.

— Это точно? — недоверчиво переспросил кто-то из французов в больших чинах. — Ваш… хммм… «Лев», что, пил с ними на брудершафт?

— Это доложил скаут Ловата, — медленно и внятно, с оттенком едва заметного презрения отчеканил разведчик. Остальные офицеры быстро переглянулись, более или менее удачно пряча усмешки. Слава скаутов шотландского лорда гремела еще со времен последней войны с бурами. Несмотря на прошлогодний малярийный карантин, первый полк давно и прочно завоевал репутацию людей, от которых невозможно скрыть ничего. Надев странные лохматые плащи, обшитые рваными кусками ткани, или затаившись в подземных укрытиях, вооружившись тридцатикратными телескопами, скауты со спокойствием и терпением змей в засаде изучали каждый дюйм вражеских позиций. Об ухищрениях наблюдателей ходили восторженные легенды. Спрятаться в фальшивом трупе или за киркой, разглядеть отблеск погон наблюдателя в зеркале вражеского перископа — казалось, для них не было ничего невозможного. Они различали цвета кокард на фуражках с расстояния до двухсот шагов или даже цифры на погонах немцев. Иногда «скауты», несмотря на строгий запрет, меняли оптику на винтовки, их мощные пятикратные прицелы позволяли точно стрелять в лунные ночи и даже при свете звезд. В «не особенно темную ночь» пуля могла найти неосторожного немца даже за пару сотен ярдов.

— Смотрите, сэр, — невозмутимо продолжил капитан разведки. — Вот проходы в нашей проволоке. Вот эти проходы обнаружены немцами и пристреляны, поэтому я не рекомендовал бы пользоваться ими. Через эти и вот эти проходы можно двигаться только ползком — они закрыты сверху. Обратите внимание на подготовленные укрытия, где вы можете переждать огонь. Кроме того, вот отсюда вы можете наблюдать. Теперь внимательно посмотрите на их заграждения. Увы, все проходы через них хорошо прикрываются пулеметным огнем. Здесь и здесь — известные нам пулеметные гнезда, примерные сектора их обстрела. А вот в этих областях отмечался наиболее сильный мортирный и пулеметный огонь.

— А вот это что за гнусное сооружение? — спросил один из французов.

Британцы дружно вздохнули.

— Это «Форт», — пояснил Натан, отчетливо выделяя заглавное «Ф». — Четыре больших «пилюльных коробки» и двадцать четыре капонира, объединенные в шесть групп. На это «гнусное сооружение» у нас отдельная карта и список. Их будем прорабатывать отдельно, как-никак ключевой узел их обороны в нашей полосе наступления.

— Не обойти, — резюмировал танкист с больной спиной, закуривая короткую толстую папиросу. — Будем ломать.

Неодобрительные взгляды сопроводили вспышку спички — курить на совещаниях было не принято, но вслух никто ничего не сказал. Жизнь танкиста вообще тяжела, и тот, кому довелось вести в бой танк, уже не боится преисподней. Разве могут адские котлы испугать того, кто трясется в грохочущей консервной банке, теряя сознание от паров бензина, истекая потом от пятидесятиградусной жары? Того, кто вынужден прятать лицо за кольчужной маской или открываться, рискуя лишиться зрения от залетевших осколков и свинцовых брызг? Пехотинец может укрыться в воронке или окопе, может залечь, бежать или ползти, скрываясь, но огромный бронированный сарай на гусеницах никуда не спрячется, в танки стреляют из всего, даже из пистолетов.

А француз был не просто танкистом, он из «специальной артиллерии», натасканный в Гре-сюр-Лен и Рекло. Именно от надежности и точности огня самоходных гаубиц и пушек большой мощности во многом зависел успех предстоящего наступления.

Такому человеку можно простить некоторое отступление от традиций.

Совещание растянулось далеко за полдень и возобновилось после короткого — только перехватить пару сэндвичей с консервированным мясом — перерыва. Лишь с наступлением темноты офицеры закончили чертить, вычислять, оценивать и решать. Расходились в тягостном молчании, крепко сжимая полевые сумки и тетради с записями.

Когда они с майором наконец остались одни, Дрегер смог задать мучивший его вопрос:

— Скажите, сэр… Почему мы? Мы ведь саперы, а не головорезы из Непала. «Форт» нужно разбить тяжелой артиллерией, «большими парнями» и «Джонсами», а затем обойти. Даже с поддержкой танков мы его не возьмем. Ну, или возьмем, но все там и останемся.

— Пойдем, пройдемся, — предложил майор.

Даже здесь, во второй линии, казалось, что все словно на передовой. Такая же светомаскировка, хотя кто и когда в последний раз видел немецкий аэроплан? Дозорные посты, вооруженные патрули. Справа доносилось осторожное покашливание наблюдателя. Впереди был слышен приглушенный разговор — дежурный расчет пулемета. Откуда-то из тыла долетали сентиментальные переливы губной гармошки.

Под дощатым настилом основных тропинок вязко хлюпало, дождь давно прекратился, но грязь и не думала высыхать.

— Да, так вот, к вопросу о саперах… — продолжил Натан как ни в чем не бывало. — Все просто. У нас прибавилось пушек, но артиллерии все равно недостаточно, чтобы обрабатывать все инженерные сооружения. Конечно, будет вам поддержка «четыре-семь» и даже пару выстрелов из «девять-два», но основную работу сделает человек с винтовкой. Как в старые добрые времена.

— К черту «старые добрые времена», — зло проговорил Дрегер. — Проклятый «Форт» вытянут в глубину, в три линии. Там десятки пулеметов, подземные ходы, бронебойные ружья, минометы в закрытых шахтах и бог знает что еще. Мы не пройдем, хоть с танками, хоть без. А из винтовок давно уже не умеют стрелять.